Материалы
Ванька
- Информация о материале
- Автор: Антон Павлович Чехов
- Hits: 882
Страница 1 из 4
Vanka | Ванька |
|
| Anton Chekhov | Антон Павлович Чехов |
| Vanka Zhukov, a boy of nine, who had been for three months apprenticed to Alyahin the shoemaker, was sitting up on Christmas Eve. | Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный три месяца тому назад в ученье к сапожнику Аляхину, в ночь под Рождество не ложился спать. |
| Waiting till his master and mistress and their workmen had gone to the midnight service, he took out of his master's cupboard a bottle of ink and a pen with a rusty nib, and, spreading out a crumpled sheet of paper in front of him, began writing. | Дождавшись, когда хозяева и подмастерья ушли к заутрене, он достал из хозяйского шкапа пузырек с чернилами, ручку с заржавленным пером и, разложив перед собой измятый лист бумаги, стал писать. |
| Before forming the first letter he several times looked round fearfully at the door and the windows, stole a glance at the dark ikon, on both sides of which stretched shelves full of lasts, and heaved a broken sigh. The paper lay on the bench while he knelt before it. | Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, покосился на темный образ, по обе стороны которого тянулись полки с колодками, и прерывисто вздохнул. Бумага лежала на скамье, а сам он стоял перед скамьей на коленях. |
| "Dear grandfather, Konstantin Makaritch," he wrote, "I am writing you a letter. I wish you a happy Christmas, and all blessings from God Almighty. I have neither father nor mother, you are the only one left me." | «Милый дедушка, Константин Макарыч! — писал он. — И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Рождеством и желаю тебе всего от господа бога. Нету у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался». |
| Vanka raised his eyes to the dark ikon on which the light of his candle was reflected, and vividly recalled his grandfather, Konstantin Makaritch, who was night watchman to a family called Zhivarev. | Ванька перевел глаза на темное окно, в котором мелькало отражение его свечки, и живо вообразил себе своего деда Константина Макарыча, служащего ночным сторожем у господ Живаревых. |
| He was a thin but extraordinarily nimble and lively little old man of sixty-five, with an everlastingly laughing face and drunken eyes. | Это маленький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижной старикашка лет 65-ти, с вечно смеющимся лицом и пьяными глазами. |
| By day he slept in the servants' kitchen, or made jokes with the cooks; at night, wrapped in an ample sheepskin, he walked round the grounds and tapped with his little mallet. | Днем он спит в людской кухне или балагурит с кухарками, ночью же, окутанный в просторный тулуп, ходит вокруг усадьбы и стучит в свою колотушку. |
| Old Kashtanka and Eel, so-called on account of his dark colour and his long body like a weasel's, followed him with hanging heads. | За ним, опустив головы, шагают старая Каштанка и кобелек Вьюн, прозванный так за свой черный цвет и тело, длинное, как у ласки. |
| This Eel was exceptionally polite and affectionate, and looked with equal kindness on strangers and his own masters, but had not a very good reputation. | Этот Вьюн необыкновенно почтителен и ласков, одинаково умильно смотрит как на своих, так и на чужих, но кредитом не пользуется. |
| Under his politeness and meekness was hidden the most Jesuitical cunning. | Под его почтительностью и смирением скрывается самое иезуитское ехидство. |
| No one knew better how to creep up on occasion and snap at one's legs, to slip into the store-room, or steal a hen from a peasant. | Никто лучше его не умеет вовремя подкрасться и цапнуть за ногу, забраться в ледник или украсть у мужика курицу. |
| His hind legs had been nearly pulled off more than once, twice he had been hanged, every week he was thrashed till he was half dead, but he always revived. | Ему уж не раз отбивали задние ноги, раза два его вешали, каждую неделю пороли до полусмерти, но он всегда оживал. |
| At this moment grandfather was, no doubt, standing at the gate, screwing up his eyes at the red windows of the church, stamping with his high felt boots, and joking with the servants. His little mallet was hanging on his belt. He was clasping his hands, shrugging with the cold, and, with an aged chuckle, pinching first the housemaid, then the cook. | Теперь, наверно, дед стоит у ворот, щурит глаза на ярко-красные окна деревенской церкви и, притопывая валенками, балагурит с дворней. Колотушка его подвязана к поясу. Он всплескивает руками, пожимается от холода и, старчески хихикая, щиплет то горничную, то кухарку. |
